Когда на фотографиях вижу непальские вершины с вечными снегами, не тающими века, высокогорные озёра, в которых тонет синева неба, или заросли цветущих рододендронов, при виде этих гималайских пейзажей спустя годы снова у меня загораются глаза, а внутри растекается приятной волной внезапно нахлынувшая ностальгия.
С годами эмоции, конечно, улеглись, потускнели, но память навсегда оставила себе крохотную часть зацепивших когда-то моментов, мест, ситуаций, пейзажей, всего того, что пазлами и кирпичиками складывается в яркую картинку всего путешествия. Такие моменты, пусть незначительные, пустяковые, будешь вспоминать долго, может, даже всю жизнь, как эту непальскую девочку с крохотулей овечкой, встретившихся мне на высоте 3000 метров.
Для непальцев подобные эпизоды — повседневность, будь то радости или печали, для нас — выход за рамки обыденности, если хотите, экстрим. Разные миры в какой-то момент астероидами на орбите сошлись в одной точке космической вселенной Гималаев, в галактике непальского парка, и это сближение либо оставит в памяти несмываемый след, либо растворится в шлейфе стремительно пролетевших дней, как растворяется шлейф от промчавшейся по небу кометы.
Тем и запомнился мне маршрут к озеру Госайкунда, почитаемой приверженцами Шивы святыне в удаленном от цивилизации районе национального парка Лангтанг.
В этом рассказе отдельные запомнившиеся моменты того непальского трека длиною в три дня и в 2130 метров. Только эти цифры не протяженность тропы, а преодоление её высоты, чтобы оказаться на отметке в 4380 метров. Дальше следовал перевал Лаурибина на высоте 4650 метров и спуск в долины.
Весна. Мечты сбываются в Туло Сябру
Привычный ритм жизни природы, когда лето окрашивается красками осени, весна приходит на смену зиме, здесь, в обители снегов — в Гималаях подчиняется другим законам. В течение одного апрельского дня из страны цветущей Весны запросто попадаешь в страну Зимы, с морозами, сосульками и туманами, всё зависело от высоты, на какой мы оказались.
Весна с Зимою ходят друг за другом следом, приглашая заглянуть к ним в гости, и маршрут к горным озёрам такую возможность даёт, демонстрируя прелести каждого из двух различных сезонов.
Весна сопровождала нас до отметки в 3500 метров на ощутимых подъемах в пузатые горы и резких спусках в зажатые горами каменистые ущелья, где тоненькими ниточками холодные речушки неслись куда-то бурным потоком, на крутых лесистых склонах с зарослями крепких, раскидистых деревьев, склонившихся над ущельями в глубоком поклоне.
В первый же день от преодоления больших пространств то вверх, то вниз, то по горизонтали, в голове зародилась одна мечта, простая для обычной жизни, но почти нереальная исполнением в горах — съесть курочку, дойдя до нужной точки. Этой обыденной мечтой мне запомнилось селение тамангов Туло Сябру с маленькими домиками и лоджами на зеленых горных террасах.
Меню в горах несколько однообразно — яичница или омлет, рис-кари и момо-пельмени с разной начинкой, деликатесов особых нет, если не считать продукции яков. Из супов могут предложить моно супы: суп-лапшу, картофельный, чесночный или луковый, оправдывающие свои названия. В чесночном супе кроме чеснока ничего другого не найти. Основным десертом считается яблочный пирог, но в отличие от тех, что пекут у нас, тамангские пироги получаются невысокими, помятыми, как лепешки.
От такой пищи быстро устаешь, и хотелось нам обычного мяса, хотя бы привычную для дома курицу. Один из спутников убежал вперед, чтобы озадачить хозяина лоджа «кулинарной» мечтой планетарного масштаба. Неужели для трех мясоедов из пяти не найдется одна курочка на всю деревню?
Деревня Туло Сябру на высоте 2250 метров — какая-никакая цивилизация, где есть сотовая связь, обычная телефония и, к нашему удивлению, интернет, медленный, неповоротливый, но всё же интернет был.
Селение лежит на пути к озерам, и живущих здесь тамангов приходы иностранцев не удивляли, к ним попривыкли и воспринимали, как дорогих, желанных гостей, кого необходимо обеспечить едой и ночлегом. Вот почему здесь построены лоджи — туристические мини-отели.
Встретивший нас на пороге лоджа «Будда гест-хаус» хозяин, сухощавый мужчина средних лет в длинной рубахе, жилетке, в шапочке, твердо заверил, на ужин к 18 часам подадут курицу, за которой ради нас его жена пошла на край деревни, своих-то куриц у него нет.
В лодже прописались не мы одни: две датчанки долго отогревались в сравнительно теплом душе после возвращения с озёр. На перевал они не пошли и вернулись обратно. Согревшись, они поведали о тех местах, куда мы направлялись, что в таком холоде, какой они пережили во время ночёвки на озёрах, им бывать никогда не приходилось, нет такого у них в «ихней» Дании. Надо было видеть их глаза! Они лучились счастьем от увиденного в горах, одновременно загорался огонёк ужаса от пережитого за сутки. И далее следовали одни восклицания — вау, вау, вау… на английском вперемежку с датским. Даже без особых подробностей определенно датчанки заинтриговали.
В ожидании курочки мы нагуливали аппетит знакомством с деревней и обследованием улиц. Каких только в мире улиц нет: улицы-каналы, вдоль рек и дорог, а эти в гористой местности располагались террасами. Одна улочка с другой соединялась перпендикулярно лестничным проходом с каменными ступенями.
Улочки не ограждены и следовали одна за другой на разных уровнях, и на прогулке требовались особые внимательность и осторожность — ни у кого из нас не возникло желания свалиться на крыши строений, лежавших ниже, буквально под ногами, на параллельной улочке. С другого бока возвышались фасады домов, в свою очередь их крыши «подпирали» следующую верхнюю террасу.
Отдельные дома несколько отличались от виденных ранее домов в других селениях. Особенно выделялись с приставными лестницами внутрь. С виду дома как новенькие, словно сложены вчера, ровная каменная кладка сочеталась с деревянными вставками. Присмотрелась, а потемневшие вставки-то с непростой резьбой, коловороты там разные, орнаменты, и дереву лет сто, не меньше.
И пускай цивилизация худо-бедно проникла и в эту глубинку, куда ведут только горные тропы, жители деревни — таманги по-прежнему верны своему спокойному укладу жизни, никуда не торопятся, заняты всё время каким-то делом, чередуя работу с минутным отдыхом.
С наступлением сумерек, нагулявшись, вернулись в лодж. Ароматом благовоний дым заполнил небольшую площадку перед нашим домом, воцарилась теплая атмосфера, как раз подходящая для торжественного, почти семейного ужина. Мы к хозяину, а как там наша курочка, готова?
Только он смущенно развел руками, мол, тут такое дело, жена еще не вернулась ни с курицей, ни без. Вот так на, загуляла что ли? И немного сникли, представив, что останемся совсем без ужина. И хозяин пустился по террасам на поиски загулявшей жены. Через час вернулся без своей половины, но с заветной курочкой, и на кухне закипела работа.
— А где же ваша жена, — поинтересовались мы у хозяина, колдовавшего у очага вместе с двумя дочками.
— Да, она на празднике, — виновато прояснил он.
А спустя еще час уминали за обе щеки вожделенную курочку, никогда не казавшуюся такой аппетитной, как в тот раз. Моя «четвертинка» обошлась мне в 200 рупий, чуть больше двух долларов (на тот момент рублей 60, а теперь сравните с нынешним прескурантом). Это поражало не меньше, чем сама курица. Повар сиял от счастья, видя, что гости из-за стола не торопятся. Вскоре подоспела супруга, довольная, изрядно захмелевшая, но сохранявшая гордую осанку горянки.
Как всё удачно сложилось — все счастливы! Вроде бы события неприметные, незначительные, а сколько у всех радости, свой повод счастья у каждого. Утром они проводили нас как родных с надеждой, что когда-нибудь свидимся. Но мы сюда не вернемся.
Весна, сопровождая, повела нас дальше крутой тропою в дальний лес, обсыпанный снизу доверху бутонами благородных рододендронов, гроздьями незнакомых цветов мягких оттенков, сочной листвой, словно хвасталась перед нами своими главными в жизни творениями.
Белый, розовый, лиловый, цвет кармина — всю палитру своего настроения Весна щедро выплеснула на кустарники и деревья, что хотелось притормозить и, склонившись к воздушным, нежным лепесткам, вдыхать до головокружения запахи цветочного коктейля, исходившие от каждой распустившейся ветки.
А эти гроздья чудных снежных колокольчиков земляничного дерева, так похожих соцветием на наши ароматные ландыши! Этот кустарник, вырастающий до 2.5 метров, а то и больше, ежегодно меняет кору, за что растение прозвали «бесстыдницей», а еще «шептуном» за звуки шуршания облезающей клочками коры. Как хотелось, чтобы слышался их переливчатый звон в тишине притихшего леса. Вместо этого в эту тишину ворвался лай собаки, и перед нами вихрем пронеслась стая больших обезьян лангуров, которых спугнул пёс. Жаль, сфотографировать не успела.
Лес чередовался открытыми пространствами альпийских лугов с кустарниками рододендронов, распространенными почти до самого верха.
На этой высоте 3040 метров утопающий в цветах рододендрон растет невысокими деревцами и кустарниками, источая вокруг себя благоухание весеннего дурмана. Тем и хорош трек по Гималаям весной, что рододендроны самых различных цветов, от ярко-красных до белоснежных оттенков, здесь встречаются повсеместно.
Попадались на пути деревушки. Они не такие населенные, как на террасах, всего несколько домиков, но обязательно есть хоть один приют — гест-хаус с предоставлением возможности заказать горячее.
До следующего места с полкилометра вверх, а Весна и не думала нас покидать, проводила до деревушки Чолонгпати на вершине горы, своеобразной границы между долиной Лангтанг и хребтом Лаурибина, в глубине которого находились озера. Собственно, это даже не деревушка, всего два домика для ночлега. Высота уже приличная — 3584 метров, до границы с Зимой оставалось немного.
Та и сама не прочь ускорить момент расставания и расширить свои владения ночным наступлением. Еще вечером в Чолонгпати было солнечно и бесснежно, а утром снежное покрывало легло на двор, повеяло морозным дыханием, и только тогда Весна отступила, спустилась ниже, оставив нас на просторах Зимы.
Если и есть места на Земле, где так близко соседствуют Весна и Зима, то на почетном месте будут Гималаи в Непале.
Зима. Ужасы священного озера Госайкунда
В стороне остались зеленые холмы, над горами кружили белые облака и неслись к нам навстречу со страшным свистом.
На следующем привале «Hotel mount rest», где высота уже 3900 метров, Зима, сжимая кольцом в свои ледяные объятия, решила всерьез нас напугать — присыпала землю снегом, усилила градус холода, напустила туману и тропки все замела. А вот, не найдете!
Местных этим не испугать, к холоду горцы привыкшие, как те две местные женщины, легко одетые, с пустыми корзинами, что встретились на тропе. Мы в разы теплее были одеты, и то пробирала нас дрожь.
Туман медленно полз по горе и заглатывал всё, что на пути ему попадалось — чортен на вершине холма, махины скал, встававшие на нашем пути, моих спутников, пробиравшихся в гору. То и дело они превращались в бледные призраки приведений или вовсе терялись из виду. Местность на глазах исчезала, расплывалась белым пятном, растворяясь в топленом молоке состояния полной неясности, будет ли и когда выход из этой нереальной туманности.
И приостановиться нет никакой возможности. Если остановишься хоть на секунду сделать снимок, как занесенную снегом тропу, извивавшуюся лентой рядом с крутым обрывом, накрывало пеленой непроницаемости, ориентироваться приходилось по еле видимым очертаниям согбенных фигур и едва различимым следам на снегу. Боязнь потерять своих спутников всё время гнала вперед, заставляя держаться подальше от пугающих глубиной обрывов и плотнее прижиматься к вертикальным стенам шершавых скал.
В такие мгновения всегда появляются мысли: на кой черт меня сюда понесло! Но туман стал отступать, и открылась огромная межгорная котловина безжизненных полей с заснеженными склонами и ниточкой протоптанной тропы, тянувшейся вдаль. Ориентироваться стало легче.
Одно за другим последовали несколько озёр, сверкавшие зеркальной гладью под живописной горой, на которой костром вставали языки пламени серых скал.
Вокруг немало других озёр, их насчитывается порядка 108-ми, но до многих добраться не так-то легко, реально увидеть те, какие находятся рядом с лоджами или на пути к ним.
К вечеру достигнута главная цель, к которой весь день стремились, — озеро Госайкунда, откуда берет начало река Тришули, в переводе с санскрита буквально «трезубец». Оно стало широко известным благодаря непальской версии индуистской легенды о пахтании океана для получения нектара бессмертия.
Была такая история древности, когда демоны взбаламутили океан поднявшимся из его глубин ядом, грозившим отравить все живое. Спасая мир от неминуемой гибели, Шива выпил яд и, чтобы прочистить горло кристально чистой водой, расколол эти горы трезубцем.
Так появилось изумительное озеро Госайкунда, сверкающий гранями лучезарный сапфир в драгоценной оправе.
А сам Шива превратился в статую Черный камень, и, как утверждает всё та же непальская легенда, камень лежит глубоко на дне озера Госайкунда. С той поры озеро стало местом паломничества аскетов садху, посвятивших себя познанию индуистских духовных практик.
Самый пик паломничества приходится на август, и приверженцы индуизма устремляются в горы за прохладой горных вод, обладающих, говорят, живительной силой. Паломниками в апреле были не садху, а обыкновенные туристы, как и мы, прошедшие к последнему прибежищу Шивы нелегкий путь через горы сквозь туманы.
Шесть месяцев в году местные озёра находятся подо льдом, весной просыпаются, отражая расположенные рядом вершины гор. Зимой не очень пахнет, скорее ранней Весной.
В этих горах на высоте 4380 метров построено всего несколько каменных домиков — гест-хаусов для паломников и туристов. С наступлением темноты похолодало, и мне припомнились датчанки с их искренним ужасом от навалившегося на них холода. Они нисколько не преувеличивали.
Наш домик обогревала маленькая печка буржуйка и то только помещение, служащее столовой, и не затрагивала другие, мелкие, где располагались топчаны-кровати. Холод со свистом просачивался через дыры в окнах, заткнутые какими-то тряпками, не могло быть и речи, чтобы спать раздетыми, если ты не морж по натуре. В полной амуниции, натянув на голову теплую шапку, я нырнула в холодный спальник, вдвоем-то нам теплее будет, сверху накинула одеяло.
А ночью… Ночью высота навалилась на грудь и, действуя заодно с завывавшей за окном метелью, обручем сдавила виски, мешая крепко уснуть.
Так прошла долгая ночь, полная ужаса и холода в полной тьме в мыслях о том, когда же наступит утро и, в который раз, на кой черт меня сюда понесло. А утром ненужные мысли исчезли, осталось одно очарование Зимы! Подворье я не узнала — нагрянувшая ночью Зима всё замела, разрисовала инеем окна и накрыла их льдом.
Преобразилось и озеро. Нет, оно не замёрзло, сохранило прежнюю зеркальную гладь, лишь потемнело, а камни все вокруг побелели, застыв в онемении сахарными головами.
А дальше путь на восток вслед за Зимою, не устававшей похваляться обширными своими владениями, мол, у меня-то краски не хуже весенних, вон какой ультрамарин и жемчужно-белый. И впрямь на пути новое озеро, синее, как синь неба, узкое и длинное, как кишка.
Чем выше поднимались, обойдя озеро, тем меньше оно становилось, превращаясь в чернильную кляксу на белой странице.
Трудно не согласиться с Зимою, что в её ледяном царстве всё особенно и бесподобно — ясное небо с космической глубиной синевы, слепящее солнце, неимоверной белизны снег, приятно хрустевший под ногами, звенящая тишина и бескрайние снежные просторы Гималаев.
До перевала Лаурибина с наивысшей точкой 4650 метров от Госайкунды пройти всего-то 270 метров в высоту. Легко сказать, да сделать труднее, топали, поднимаясь на перевал, часа два мимо встававших гребнями гор, мимо заколоченных льдом замерзших озёр.
Зима только и ждала того момента, как поднимемся на перевал, в очередной раз удивить и встретила залпом салюта взявшейся невесть откуда плотной стены густых облаков, клубившихся, как из парового котла, и поднимавшихся из какой-то низины. Зрелище не для слабонервных и особо чувствительных.
Смутно помнятся трудности спуска с перевала навстречу долгожданной Весне по исковерканной камнепадами межгорной долине, окутанной мглой: нос заложило, как рыба, хватаешь ртом воздух, а в глазах слёзы от встречного ветра в лицо.
Перед нами возникали апокалипсические картинки: еле видимая тропка над крутыми обрывами, по которой страшно идти; хаотическое нагромождение камней, запечатавших наглухо долину твердой пробкой; спускавшиеся каскадами тонкие струйки воды, пробивавшие себе путь водопадом по кулуару. Так и мы тонкой струйкой пробирались мимо этого хаоса, стремясь быстрее его пройти.
С каждым пройденным метром всё меньше чувствовалось дыхание Зимы, к нашей радости силы её ослабевали, на глазах таяли, как тает весной слежавшийся снег.
Смена времён везде происходит по-разному, где-то этот процесс бурный, где-то вялый. В наших широтах зима весьма неохотно уступает место весне, все время медлит, возвращается снова и снова, как неверный супруг, внезапно заметая налетевшей метелью улицы.
Весны приход замечаешь не сразу, не в один день, неделя, другая пройдут, прежде, чем появятся проталинки на тропинках, набухнут почки деревьев и запляшут веснушки на лицах прохожих, но в воздухе уже кружатся наслоения знакомых каждой весной неопределенных запахов, сплетенных из ароматов талой воды и первых ростков ожившей травы.
Правда, в последнее время весна стала прогонять зиму с авансцены быстрее. А в Гималаях смена времен года происходит мгновенно, стоит только сменить высоту.
На тропе проявились проталинки и первые весенние цветы на снегу, стало быть, не за горами Весна, она совсем где-то рядом и терпеливо нас ждёт за следующим поворотом…
© 2009–2024 Туристер.
При полном или частичном использовании материалов сайта прямая индексируемая гиперссылка
на www.tourister.ru обязательна.
