Если бы не Мост...

Из Википедии: «Иво Андрич (Иво Андрић/Ivo Andrić; 9 октября 1892 года, Долац (ныне в черте Травника), Босния, Австро-Венгрия — 13 марта 1975 года, Белград, Югославия) — югославский писатель и дипломат, родившийся на территории современной Боснии и Герцеговины. Единственный югославский писатель, удостоенный Нобелевской премии в области литературы (1961 год).»

Высокой награды Иво Андрич был удостоен за роман «Мост на Дрине» («На Дрини ћуприја»), роман был написан, когда автор жил в Белграде, во время Второй мировой войны и был впервые опубликован в 1945 году.

Эмир Кустурица даже целый город создал в честь Иво Андрича в Вышеграде — Андричград (Каменград).

Вернемся же к созданию великого моста…

«Почти на всем своем протяжении река Дрина течет узкими ущельями в горах или теснинами мрачных каньонов между отвесными скалами. Лишь кое-где расступаются горы, давая простор веселым долинам, и тогда-то на одном, то на обоих берегах реки возникают ровные или холмистые пределы, пригодные для обработки и жилья. Одна такая вольная долина открывается и здесь, под Вышеградом, в том месте, где Дрина, делая крутой поворот, стремительно выносит свои воды из глубокой расселины, образованной откосами Бутковых скал и Узавницкой гряды. Излучина так крута, а неприступные стены утесов так близко подходят друг к другу, что, кажется, река вырывается из каменной груди угрюмого сплошного массива. Но тут внезапно горы раздвигаются неправильным амфитеатром, чей поперечник, измеренный мысленно проведенной по воздуху прямой, не превышает пятнадцати километров.»

Я прочитала книгу Иво Андрича, что называется «от корки до корки», очень вдумчиво, внимательно, перечитывая вновь и вновь. И поняла, что если бы не Мост, то, возможно, Вышеград навсегда остался бы маленькой, никому не известной деревенькой, до которой и дела бы не было никому…

А мне очень хотелось побывать в Вышеграде именно из-за этого Моста…

В Боснию и Герцеговину мы поехали из Сербии. Рядышком…Был конец августа, все готовились к началу нового учебного года и на границе было пусто. Максимум три машины, нас пропустили не задавая вообще никаких вопросов…И вот мы в Вышеграде, приехали знакомиться с великим Мостом…

«Там, где Дрина всей тяжестью своей зеленой и вспененной водной лавины извергается как бы из сомкнутой стены отвесных черных гор, стоит большой каменный мост строгих пропорций с одиннадцатью широкими пролетами. От этого моста, точно от основания, расходится веером холмистая долина с Вышеградом, его предместьями и деревушками в ложбинах между холмов, лоскутной пестротой пашен, выгонов и сливняков, прихотливой сетью межей и оград, узорной россыпью перелесков и отдельными купами лиственных деревьев. И если на долину посмотреть из самой ее глубины, то так и чудится, будто из-под широких арок белого моста вытекает и разливается не только зеленая Дрина, но и весь этот благодатный цветущий край со всем, что на нем есть, и сводом южного неба над ним.»

Каменный мост, построенный, вернее, задуманный Мехмедом-паши Соколовичем, мост непревзойденной красоты, стал единственной и постоянной надежной переправой в среднем и верхнем течении Дрины, стал звеном дороги, связывавшем Боснию с Сербией, а через Сербию — с провинциями Турецкой империи, вплоть до самого Стамбула.

«Лепясь к оконечностям моста, разрастался со временем и Вышеград. Порожденный мостом, он поднимался рядом с ним, питаясь соками его животворящих корней.»

Был тогда в Вышеграде и еще один мост и еще одна река — Рзав, с перекинутым через эту реку мостом. Рзав впадает в Дрину на самой окраине Вышеграда. Тот мост деревянным был.

«Рзав впадает в Дрину на самой окраине города, так что его центр, как и вся основная часть, не выходит за пределы песчаного клина, ограниченного двумя реками — большой и малой, сливающимися здесь воедино, а его распыленные предместья простираются по ту сторону мостов, на левом берегу Дрины и правом Рзава. Город на воде. Однако несмотря на существование второй реки и второго моста, выражение „на мосту“ ни в коей мере не относится к рзавскому мосту, простому деревянному сооружению без всякой истории и красоты, не имеющему никакого иного предназначения, кроме как служить переправой местным жителям и скоту, — а исключительно и единственно к каменному мосту на Дрине.»

Нy не имел мост через реку Рзав какой-то решающей роли для деревушки Вышеград!

А вот Мост, задуманный через реку Дрину Мехмедом-пашой — да, имел!

Иво Андрич с потрясающей точностью определяет размеры моста над Дриной, будто сам шагами мерял:)

«Двести пятьдесят шагов составляют примерную длину моста и десять — ширину, почти удвоенную в самой середине за счет двух одинаковых балконов, симметрично расположенных по сторонам проезжей части. Это место получило название „ворот“. Два выступа, покоящиеся основанием своим на среднем опорном столбе, расширяющемся кверху, пластично и смело вынесенные за общую линию моста, висят над шумящей в глубине зеленой водой. Выступы эти имеют пять шагов в длину и столько же в ширину и, оставаясь открытыми сверху и со стороны проезжей части, обнесены такой же каменной оградой, как и весь мост на всем своем протяжении. Правый балкон — если идти от города — называется диваном. К нему ведут две ступени, обрамлен он сиденьями, спинками которым служит ограда, и весь, вместе с приступками, скамьями и оградой, как бы отлит из одинакового светлого камня. Левый балкон на противоположной стороне моста в точности такой же, только без сидений. В середине ограда поднимается выше человеческого роста; в нее, на самом верху, вмурована белая мраморная плита с высеченной на ней витиеватой турецкой вязью — тарихом, — где в тринадцати стихах сообщается миру имя того, кто поставил мост, и дата завершения постройки. Из ограды внизу под плитой бьет тонкая струя воды, испускаемая пастью каменного змея. На этом балконе расположился содержатель кофейни со своими джезвами, филджанами, незатухающим мангалом и мальчиком, подающим кофе гостям на диване через дорогу. Таковы ворота.»

Жизнь вышеградцев, собственно, развивается возле моста, в тесной взаимосвязи с ним. Место первой прогулки и первых игр местной детворы. Будь то дети христиан с левого берега Дрины или дети правого берега, мусульманского.

«У моста они удили рыбу или ловили голубей в его отдушинах. Совершенная гармония этого величественного сооружения из белого ноздреватого, непогрешимо точно ограненного камня с младенческих лет привычна их взгляду. Дети наперечет знали все его искусно вытесанные выпуклости и изгибы, так же как и все поверья и легенды, связанные с историей его возникновения и создания и представляющие собой диковинный и нерасторжимый сплав воображаемого и действительного, истинного и невероятного. Знали все это с рождения, бессознательно, как бы с ними придя в мир. Знали, как знают молитвы, невесть, когда и от кого впервые услышанные.»

Дети знали, что мост воздвиг великий визирь Мехмед-паша, чье родное село Соколовичи находится неподалеку от моста за одной из окрестных гор. И кто кроме визиря мог обеспечить всем необходимым сооружение этого бессмертного творения из камня? (фото Мехмед-паши Соколлу — из интернета):

Строил же мост Раде Строитель, легендарный и воистину безымянный зодчий…Радислав из Уништа.

«Знали дети также и то, что русалка, хозяйка реки, воспротивилась строительству моста, как спокон веков противятся неведомые силы всякому строительству, — и ночью рушила воздвигнутое днем. Так продолжалось до тех пор, пока Раде Строителю не был голос из воды и не дал ему совет сыскать двух новорожденных близнецов, брата и сестру, Cтою и Остою, и замуровать их в средние опорные быки. Тотчас же по всей Боснии начались поиски близнецов. Тому, кто их найдет и доставит зодчему, назначена была награда.

В конце концов в одном глухом селении стражники отыскали двух близнецов, грудных младенцев, и силой визиревой власти отняли их у матери; но мать ни за что не хотела расстаться со своими детьми и, стеная и плача, не обращая внимания на ругань и побои, приплелась за ними следом в Вышеград. И здесь каким-то образом пробилась к Раде Строителю.»

А дальше — та легенда, которая везде сопутствует рассказам о строительстве моста, что младенцы были якобы замурованы в опорах моста, но Раде Строитель сжалился над матерью и оставил отверстия в столбах, через которые несчастная мать могла кормить грудью своих принесенных в жертву детей. Якобы те отверстия, отдушины изящного рисунка моста, подобно бойницам, где гнездятся дикие голуби, это и есть те самые отверстия, из которых, как память о давно минувшем, вот уже несколько сотен лет струится материнское молоко. Якобы, в одно и то же время года из плотно пригнанных швов стекают по камням белые тонкие струйки, оставляющие после себя несмываемый след.

На самом деле — это только легенда. Противились люди созданию моста по многим причинам. Абид-ага, доверенное лицо визиря Мехмед-паши, откровенно разворовывал деньги визиря, силой заставляя народ Вышеграда строить мост в нечеловеческих усилиях день и ночь. И у легенды были свои, реальные корни.

«Забеременела в Вышеграде немая дурочка, сирота, жившая в услужении и не желавшая признаться (а может быть, просто не знавшая), от кого она понесла. Это был редкий и неслыханный случай, чтобы забеременела девушка, а тем более такая, да еще чтобы и отец остался неизвестным.»

Близнецов, ею, Илинкой рожденных, умертвили, чтобы избежать ее позора, а немая так и бродила вокруг моста, пока он строился, плача и пытаясь объяснить, знаками, поскольку немая была, что ищет она детей своих. Отсюда и легенда о близнецах, якобы замурованных в опорах моста.

А тем не менее, началось строительство моста…

»Большое, непостижимое бедствие обрушилось на город и на всю округу, и конца ему не было видно. Прежде всего начали рубить и подвозить лес.

Если в прошлом году невиданные горы леса, казалось, говорили о том, что Абид-ага собирается строить деревянный мост, то теперь горожане готовы были думать, что Абид-ага вознамерился здесь, на Дрине, воздвигнуть новый Стамбул. Из горного карьера под Баньей, что в часе ходьбы от города, на строительство стали свозить камень.»

Безжалостным и злобным был Абид-ага, назначенный Мехмед-пашой, не платил он жалованье строителям моста, которое назначил Мехмед-паша, люди работали на износ задаром, возмущались, а что делать? А Абид-ага все новых и новых работников на строительство моста загонял…Кулук отрабатывать… Вот и стали «русалки» тайком ночью разрушать то, что построено за день было. Да и не русалки то были, конечно, а те, которых Абид-ага нещадно эксплуатировал…И Раде Строителя изловил и потом посадил на кол злобный ага, когда поймал Раде ночью на лодках со своими товарищами, когда Раде рушил то, что днем построено ими же было…В муках мост строился…люди изнывали от несправедливости эксплуатации и во всем винили ненужный, как им казалось, мост…

«Как бы там ни было, впрочем, совершенно очевидно одно: жизнь горожан издавна и тесно связана с мостом. Судьбы их так переплетены, что порознь их нельзя себе представить и нельзя о них рассказать.

Вот почему повесть о рождении и судьбе моста есть в то же время повесть о судьбе города и многих поколений его обитателей, и наоборот, все устные предания о жизни города пронизывает линия каменного моста с его одиннадцатью арками и короной ворот посредине.

Впервые видение моста, которому суждено было воплотиться в жизнь, совсем еще, конечно, расплывчатое и туманное, мелькнуло ранним утром 1516 года в воображении десятилетнего мальчика из близлежащего села Соколовичи, когда его везли из родного села в далекий ослепительный и страшный Стамбул.»

Тогда Дрина была зеленой и своевольной речкой, стесненной громадами окружающих горных скал, Вышеград существовал уже тогда, только был другим по виду и размеру. И моста не было, а ходил знаменитый вышеградский паром, управлял которым паромщик Ямак. Янычарский ага в сопровождении вооруженной охраны возвращался в Стамбул из похода по селам восточной Боснии, где он набирал христианских детей, подлежащих отправке в Турцию для пополнения армии янычар.

Этот маленький мальчик, которого забрали в янычары у матери, и стал впоследствии Мехмед-пашой (Соколлу Дамат Мехмед-паша). А пока он был просто мальчиком, родившимся в 1505 году под именем Бајица — Байо Ненадич рядом с городом Рудо в сербской деревне недалеко от Герцеговины — в деревне Соколовичи. 10 лет было мальчику, когда забрали его у матери и отправили в Турцию, дали ему мусульманское имя Мехмед и прозвище Соколлу (Соколи) по месту рождения…

«Что было дальше с тем мальчиком из переметной корзины, повествуют истории на всех языках, и в широком мире знают об этом больше, чем у нас. Со временем он, молодой и храбрый, стал хранителем оружия при дворе султана, а потом адмиралом флота, капудан-пашой и, наконец, царским зятем, полководцем и государственным деятелем, известным во всем мире Мехмед-пашой Соколи, который на трех континентах вел почти всегда победоносные войны, расширил границы Турецкой империи, обезопасил их извне и мудрым правлением укрепил изнутри. За шестьдесят с небольшим лет своей деятельности Мехмед-паша служил при дворе трех султанов и, вкусив и в радости и в горе то, что дано изведать редким избранным, вознесся на невиданные вершины могущества и власти, на которых мало кто, достигнув их, мог удержаться. Этот человек, как бы вновь рожденный на чужбине, куда мы даже мысленно не можем последовать за ним, должен был забыть все, что он оставил в том краю, откуда некогда его увезли. Забыл он, несомненно, и переправу через Дрину у Вышеграда, пустынный берег и путников, дрожащих от стужи и неизвестности, громоздкий, источенный червями паром, страшного паромщика и крики голодных ворон над мутной водой. Но ощущение физической боли, вызванное всеми теми впечатлениями, никогда его не покидало. Наоборот, с годами, к старости, оно все чаще напоминало о себе знакомой с детства болью, столь отличной от всех прочих телесных страданий и недугов, припасенных ему жизнью под конец: черное острие пронзало его грудь, рассекая ее пополам. Закрыв глаза, визирь тогда покорно ждал, когда минует черная пронзающая мука и боль утихнет. В одно из таких мгновений ему пришла в голову мысль, что он бы мог избавиться от страшной муки, навсегда разделавшись с паромом на далекой Дрине, воплощением бедствий и мрака, если бы перекинул мост над злой рекой, соединив крутые ее берега и концы разорванной дороги и прочными узами связав навсегда с Востоком Боснию — край, откуда он происходил, с краем, где он теперь жил. Так в этот миг визирю первому сквозь смеженные веки представился четкий и стройный силуэт большого каменного моста, который должен был быть здесь возведен. В тот же год по приказу визиря и на его деньги было начато строительство большого моста на Дрине. Оно продолжалось пять лет»

Да, везде нам пишут, какой молодец был Мехмед-паша, мост воздвигнувший! Соединил свою страну, из которой его увезли ребенком, с Турцией, где он вынужден был служить. А как по мне, так он просто тешил свои имперские амбиции, чтобы войти в историю, воздвигнув этот мост. Фактически мост своей памяти о детстве, мост памяти о постигшем его унижении в не служении своему народу, а в служении чужому роду-племени. Мост как карма-просьба о прощении у своего народа…

Да, заменил Мехмед-паша в строительстве вора Абида-агу на Ариф-бега, после того, как известно стало о воровстве Абида и о многих годах грабительского строительства, когда народ вынуждали строить задарма, гнобили, унижали и издевались, что вызывало у людей массу недовольств настолько, что рушили они ночью сами то, что создавали в муках днем…Не понимал народ, зачем мост этот нужен…

«Народ запоминает и пересказывает все то, что может осознать, и то, что можно превратить в легенду. Все остальное бесследно проходит мимо, не задевая его воображения и оставляя безучастным, как отвлеченные явления природы. Мучительное и многолетнее строительство дринского моста было для народа чужой печалью и чужой казной. И только после того, как мост — плод напряженных усилий — воочию повис над рекой, народ стал вспоминать подробности возведения этого прекрасного и прочного творения из камня и его реальную историю разукрашивать фантастическим вымыслом, в чем он был большой искусник и что так надолго запоминал.»

Ариф-бег завершил строительство моста, работая честно и платя людям исправно, как и велел ему Мехмед-паша.

«…бесформенная вязь перекладин и балок над рекой стала словно бы опадать и таять и сквозь нее все яснее проступали подлинные очертания моста, сложенного из красивого баньского камня»

Из Банького туфа мост был построен… Здесь этот пористый камень «седрой» называют…

По сто раз на день декламировались тогда строки тариха, написанные по заказу стамбульским стихотворцем Бади и сообщавшие имя и звание основателя этой постройки, а также счастливый год ее завершения, 975 по Хеджри, мусульманскому летосчислению, и 1571 по христианскому.

«Смотрите! Здесь Мехмед-паша, мудрейший среди мудрых и величайший из великих своего времени,

Выполняя завет своего сердца, своей заботой и трудом

Возвел мост на реке Дрине.

Поставил его на этой реке, быстротечной и глубоководной,

Где предшественники его ничего поставить не могли.

Бог даст, постройка его будет прочной.

Да пройдет весь его век в счастье,

Да не ведать ему никогда грусти,

Ибо всю свою жизнь золото и серебро влагал он в пожертвования щедрые.

И никто никогда не скажет, что зря потрачено то,

Что пошло на такие дела.

Бади, свидетель счастливого окончания строительства сего,

Написал тарих:

«Благослови Господь эту постройку, этот прекрасный и красивый мост».

«Наконец народ наелся, наудивлялся, находился по мосту и наслушался стихов тариха. Исчезло ощущение чуда, владевшего всеми в первые дни, мост вошел в повседневную жизнь, и люди проходили по нему торопливо, равнодушно, озабоченно и рассеянно так же, как говорливая вода, текущая под ним, как будто и они шли не по мосту, а по привычной, протоптанной людьми и скотом дороге. А плита с надписью молчала, молчала, как и всякий камень.»

«Через капризную реку с ее неприютными берегами, будто по волшебству, перекинулся мост. Теперь прямо с одного высокого берега на другой переходили, точно на крыльях, по широкому длинному мосту, твердому и нерушимому, как утес, под копытами отзывавшемуся так, словно весь он был из одной-единственной тонкой каменной плиты.»

Да, чудотворный, многострадальный мост украшал теперь Вышеград. А что же Мехмед-паша? Ситается, что строительство его детища, Моста, было завершено в 1577 году.

«Исчезла бы, может быть, и та необычная боль, которую визирь носил в себе с тех пор, как мальчиком его увозили из Боснии и он увидел вышеградский паром: острие черной боли временами раздирало пополам его грудь. Но Мехмед-паше не суждено было жить без этой муки и долго наслаждаться мыслью о своем вышеградском богоугодном вкладе. Вскоре после окончания последних работ, когда только-только гостеприимно распахнул свои ворота караван-сарай и молва о мосте разнеслась по свету, Мехмед-паша еще раз испытал в груди нестерпимо раздирающую боль, испытал в последний раз.

Однажды в пятницу, когда Мехмед-паша в сопровождении свиты входил в мечеть, к нему протиснулся юродивый, ободранный дервиш, и протянул левую руку за подаянием. Визирь обернулся и велел человеку из свиты подать ему, но в это самое время дервиш выхватил из правого рукава тяжелый мясницкий нож и со всей силой всадил его визирю между ребер. Свита зарубила дервиша на месте. Визирь и его убийца испустили дух одновременно.»

И теперь Мехмед-паша, в виде памятника, стоит в Вышеграде, смотря на свое гениальное творение, великий Мост. Смотрит на свою каменную ожившую мысль-мечту, воплощенную за счет крови, пота, каторжной работы простых людей, своих сограждан…

Интересно было читать книгу Иво Андрича, узнавать истории и судьбы не только самого Моста, но и людей, с ним связанных: гордая Фатима, Отец Никола и мулла Ибрагим, замечательная Лотика, прототип успешной современной бизнес-леди, Милан Гласинчанин, встретившийся с дьяволом из-за своей пагубной страсти к карточной игре, Грегор Федун с его трагической судьбой, Салко Кривой, прошедший по обледенелому парапету моста и многие-многие другие…Мост пережил всех, все исторические перипетии, взрывы и разрушения…

«Так у моста обновлялись поколения, а он стряхивал с себя, точно пыль, следы мимолетных людских прихотей и нужд и оставался неизменным и не подвластным никаким переменам.»

Как знать, если бы не построил Мехмед-паша этот свой Мост, может быть и остался Вышеград до сих пор маленькой, малоизвестной деревенькой.

Собственно, и сейчас город не огромный, но приятный, настоящим украшением которого является Дрина, и Мост, свидетель множества исторических событий…

Если бы не Мост…

«А мост и дальше стоял такой же, как прежде, сверкая вечной юностью светлого замысла и величественных, добрых творений человеческих рук, не ведающих старости и перемен и не подверженных, казалось, судьбе преходящих явлений этого мира.»

Мы побродили по городу, это было не сложно и не долго, небольшой городок, но колоритный!

Конечно, Дрина придает городу чарующую прелесть.

Хотя и виды на другую Вышеградскую реку — Рзав- тоже впечатляют.

Но самое главное в городе — это мост Мехмеда-паши через Дрину, кажется он обычный, ничем не примечательный, однако, этот мост помнит события пяти столетий…

В 2007 году ЮНЕСКО включило мост в Вышеграде в список объектов всемирного наследия.

В Вышеграде не раз случались страшные наводнения, но Мост смог их все пережить. Самое большое наводнение 1896 года, когда уровень воды в коварной Дрине был на полтора метра выше моста. Тогда была разрушена ограда моста, но все остальное уцелело.

В первую и во вторую мировые войны Мост получил серьёзные повреждения, в 1950-х его отреставрировали. Ещё одна реставрация проводилась недавно, с 2013 по 2016 годы.

«Кроме наводнений, мост с его воротами терпели еще и другие напасти, приносимые превратностями исторических событий и человеческих конфликтов; но они еще меньше, чем водная стихия, могли повредить мосту и причинить ему сколько-нибудь заметный урон.»

Если бы не Мост…

В рассказе использовались выдержки из произведения Иво Андрича «Мост на Дрине» в переводе Татьяны Вирта. Благодарю Иво Андрича за создание великолепного произведения и талантливую переводчицу за уникальную возможность узнать о строительстве Моста в подробнейших исторических и людских деталях с передачей легенд и мифов того времени…

Фотоальбомы к рассказу

Творение Эмира Кустурицы: Андричград

Теги: Культурно-познавательный туризм