Из Михайловское в Тригорское по дороге километров восемь, а если тропинкой, вдоль речки Сороти — вполовину меньше. Как увидит Пушкин из кабинета, что к дому бричка подъезжает с незваными гостями, он быстренько к черному входу, за калитку, — и прямиком через луг к реке.
Мимо сенного амбара — на фундаменте которого сейчас ветряная мельница, — через мостик на другую сторону реки, а дальше по тропинке до Тригорского.
«И берег Сороти отлогий, И полосатые холмы, И в роще скрытые дороги, И дом, где пировали мы» Дом в Тригорском, прямо скажем, неказистый — низкий и длинный, раньше в нем была полотняная фабрика.
Хозяйка имения, Прасковья Александровна Осипова-Вульф прежде жила в традиционной помещичьей усадьбе и 17-летний Пушкин прибегал к соседям именно в старый барский дом. Но потом в усадьбе начался бесконечный ремонт и в 1820-ом семейство Осиповых-Вульф перебралось в здание фабрики, переделав его под нужны своей большой семьи.
Я всегда затрудняюсь с пересчетом детишек в семье плодовитой Прасковьи. От сына орловского губернатора Николая Вульфа пятеро (это только выжило и доросло до сознательного возраста): Анна, ровесница Пушкина, Алексей — на 6 лет младше, Михаил, Евпраксия (на 10 лет младше Пушкина) и Валериан.
В 1813-ом, когда Валериану был годик всего, муж Прасковьи умер. Она погоревала пять лет, а потом вышла замуж за Ивана Сафоновича Осипова, вдовца с дочкой Александрой. И родила еще двух девочек: Машу и Екатерину, причем последнюю — в 42 года! Это к тому, что женщины за сорок и в те времена были вполне репродуктивны (а-то говорят, они уже старухами были в этом возрасте, — нет, рожали-с).
Зайдем же потихоньку в дом, видите — какой стол огромный, — именно такой был нужен этой большой и гостеприимной семье. Здесь, помимо домочадцев, кто только не пировал! Пушкин в период ссылки — в 1824–25 годах — самый желанный гость, а при определенном ракурсе, так почти член семьи).
Амбарная книга, как мне кажется: вижу, написано «40 рублей». Прасковья Александровна была женщина не бедная. Но столько ртов — всех накорми. Наверное, вела подсчеты.
Комната Зизи, с милыми вещичками за стеклом и настоящим девичьим альбомом. «Конечно, вы не раз видали уездной барышни альбом». Я таких альбомов прежде не видела, хотя и в моем детстве некоторые девушки заводили красивые альбомы, куда вписывали стиха и что-то рисовали, сейчас, наверное, никто так не делает. Ушла традиция.
Из девушек Тригорского сразу выделим трех: старшую дочь Прасковьи Александровны Анну, Евпраксию, которая Зизи, и падчерицу Александру Осипову — это пушкинские музы. Александр Сергеевич сначала был влюблен в Анну. Но не долго.
На снимке Анна слева (рисунок Пушкина). Она была самой неприметной из сестер, к тому же стойко берегла девственность. Пушкин посвящал ей довольно обидные стихи: «И прекрасны вы некстати И умны вы невпопад». До неприличия обидные: «Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой. Слезами только буду сыт, Хоть сердце мне печаль расколет. Она на щепочку нассыт, Но и понюхать не позволит».
На непреклонной Анне Пушкин отрабатывал приемы обольщения, а она, бедняга, на самом деле его любила всем сердцем и даже замуж не вышла никогда из-за любви к Пушкину…
А между тем ее младшая сестричка Евпраксия (Зизи) отчаянно флиртовала с поэтом. Ее он называл «Зизи, кристалл души моей», ее шутливо наставлял «Вот, Зина, вам совет: играйте, Из роз веселых заплетайте Себе торжественный венец — И впредь у нас не разрывайте Ни мадригалов, ни сердец». И еще: «Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет».
(портрет Зизи из интернета - уже замужней и рожавшей не раз, в юности она была тоненькой)
Этот роман Пушкина и Зизи перерастет в дружбу на всю жизнь. В 1831 году Евпраксия Вульф выйдет замуж за соседа — барона Бориса Вревского. Внизу на снимке видна церковь вдали — там они венчались. Брак окажется счастливым — 11 детей тому прямое доказательство. Пушкин будет заезжать к Вревским в гости и встречаться с Зизи в Петербурге. Они виделись последний раз за день до дуэли на Черной речке.
А еще была среди тригорских дев Александра Осипова, падчерица. В доме ее звали Алина. Девушка жила под неусыпным взором строгой мачехи, выросла скрытной и страстной. Тайно завела роман с хозяйским сыном Алешенькой. Пушкин с ним приятельствовал, ему писал:
«Запируем уж, молчи! Чудо — жизнь анахорета! В Троегорском до ночи, А в Михайловском до света; Дни любви посвящены, Ночью царствуют стаканы, Мы же — то смертельно пьяны, То мертвецки влюблены».
Это кабинет Алексея Николаевича Вульфа, который из гуляки, гусара и бабника превратился с годами в скучную посредственность. В этом кабинете он писал дневники о своих юношеских любовных похождениях. И не только о своих, он весьма откровенно написал и о Пушкине. Тому была причина.
Пушкин для юного Вульфа стал эдаким… проводником в мир «райских наслаждений», учил его искусству обольщения — и научил на свою голову. «Сказать ли вам мое несчастье, Мою ревнивую печаль» — строки из любимого стихотворения, которое всегда наизусть знала и только приехав в Тригорское, поняла, что ревновал-то Александр Сергеевич Алину (Александру Осипову) именно к Вульфу!
Как же важно быть там, где рождались стихи или проза, само пространство дает восприятию необходимую глубину, начинаешь понимать нюансы чувств (если можно так сказать, конечно)) «И ваши слезы в одиночку, И речи в уголку вдвоем» — не с ним, не с Пушкиным вдвоем… с Алексеем! «Алина! Сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. Быть может, за грехи мои, Мой ангел, я любви не стою! Но притворитесь!» Пушкиноведы говорят — притворилась (ну, то есть, что-то у них все-таки было).
Александра Осипова прекрасно играла на фортепиано, была артистична и очаровательна. Алексей Вульф, которого она любила без памяти, вскоре забыл девушку. Мачеха ее, Прасковья Александровна, каких только усилий не предпринимала, чтобы сбыть девицу замуж и в конце концов Алина была отдана за псковского полицмейстера Петра Беклешова.
По свидетельству современников, ничего хорошего для Алины в этом браке не было, кроме детей, да и те ее не слушались. Муж ей хамил, она ему изменяла… Жила, слава богу, долго и мучителя своего пережила. Когда Беклемешев умер, Александра Осипова преподавала музыку в Псковском Мариинском училище.
А в этой комнате она, наверное, музицировала для Вульфа и Пушкина. Ниже на фотографии танцевальный зал — здесь они отплясывали свои мазурки).
Как-то в Тригорское, к своей тетке, Прасковье Осиповой-Вульф, приехала Анна Петровна Керн… И снова друзья-соперники Алексей Вульф и Александр Пушкин бились за ее расположение… и оба его получили. Чувствуете, какой это был накал страстей?
В одной из комнат Тригорского я заметила портрет бледнолицей девушки в зеленом. Думала, это Анна Керн. Не, оказалось — ее дочь, Катенька, крестница императора Александра I.
Увидев Екатерину однажды, композитор Михаил Глинка писал: «…мой взор невольно остановился на ней: её ясные выразительные глаза, необычайно стройный стан (…) и особенного рода прелесть и достоинство, разлитые во всей её особе, всё более и более меня привлекали. (…) Я нашёл способ побеседовать с этой милой девицей».
Конечно же, беседой дело не ограничилось, роман длился несколько лет. Именно Екатерине Михаил Глинка посвятил романс «Я помню чудное мгновенье», на стихи Александра Пушкина, посвященные ее маме, Анне Керн.
Михайловская ссылка. За два года Пушкиным создано около ста произведений. Написаны центральные главы романа «Евгений Онегин», поэма «Граф Нулин», трагедия «Борис Годунов», окончена поэма «Цыганы», появился замысел «Маленьких трагедий», здесь Пушкин стихотвореня стихотворения «Деревня», «Пророк», «Я помню чудное мгновенье», «Вновь я посетил» и много других. Да, вот то, чего я не знала до поездки: оказывается, «Признание» («Я вас люблю, — хоть я бешусь»), посвященное Александре Осиповой, не было опубликовано при жизни поэта как очень личное послание, не для чужих ушей.
Это наш экскурсовод показыват очередное «пушкинское» место среди здешних просторов.
После того, как был издан «Евгений Онегин» жители Тригорского долго ломали голову: кто из них соответствует тому или иному персонажу. То, что роман пропитан ароматом здешних мест и наблюдениями Пушкина за жизнью своих тригорских друзей — факт. А прямых параллелей нет.
Разве что, в парке возле усадьбы туристам показывают скамью Онегина и аллею Татьяны Лариной. Но это не исторические реликвии, а всего лишь дань памяти героям романа и поэту.
А еще в Тригорском до сих пор жив и прекрасно себя чувствует дуб, которому около 400 лет. Тот самый, помните: «Гляжу ль на дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживет мой век забвенный, Как пережил он век отцов». И нас, похоже это дерево переживет… Во время войны, когда немцы оккупировали здешние места, в корневище дуба они вырыли блиндаж. После Победы дерево долго болело, его лечили лучшие специалисты страны и даже приглашенные из-за рубежа биологи колдовали над поврежденными корнями. И вот результат — оно стоит во всей красе, ни одной сухой ветки!
Неподалеку от Тригорского находится Святогорский Успенский мужской монастырь. основан был по приказу царя Ивана Грозного в 1569 году.
Александр Сергеевич приезжал сюда за год до дуэли — хоронил мать, Надежду Осиповну. На территории монастыря он купил кусочек земли для своей могилы. Утром 6 февраля 1837 года Пушкин был похоронен здесь, у алтаря Успенского собора. Обелиск был установлен позднее, в 1841 году, на деньги его вдовы, Натальи Николаевны.
Понятно, что могила Пушкина окутана легендами и домыслами: и про масонские символы на ней, и про странные черепа, которые были найдены во время реставрации, и про то, что на самом деле Пушкина в могиле нет.
Во время войны обелиск и лестница к монастырю, и сам монастырь были заминированы отступавшими немцами. При разминировании погибли солдаты.
Возле монастыря — бронзовый Пушкин. Скульптор Елена Белашова, 1959 год. Для меня это самый прекрасный ему памятник из всех. Поэт сидит, но как-то очень динамично, стремительно сидит, кажется, вот-вот вспорхнет, легкий, одухотворенный: «И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут». То самое состояние, его физически чувствуешь, находясь рядом.
Неподалеку от памятника небольшая площадка — сувенирные лавки и стоянка автобусов. Отсюда мы уехали в Псков. Попрощалась я с Пушкинскими горами до того момента, когда вернусь сюда снова. Представляю, как приеду летним вечером — может быть, на следующий год, и поселюсь в маленькой гостинице в Бугрово. Баня, ароматный чай, звездная ночь, крики петухов поутру. Проснусь и пойду пешком в Тригорское. Через Савкино городище и деревню Воронич.
Куплю у старушек землянику в кулечке. Искупаюсь в Сороти, а потом, высушив волосы и переодевшись в нарядное, зайду в усадьбу. Рассмотрю еще раз, не торопясь, старинные реликвии и в одной из дальних комнат нечаянно открою портал в прошлое. Знаете, как в кино: таинственная музыка, медленно распахивается дверь… Впереди белый столб света, проходишь сквозь него и батюшки, как неловко: кудрявый кавалер в полумраке зала страстно цалует и тискает повизгивающую от волнения барышню.
Внезапный скрип половиц… Он резко поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Извините, Александр Сергеевич.
Теги:
Самостоятельные путешествия