Пламенеющая готика и тонкий вкус Шабли

Их гнал ветер, который забирался под куртки, закидывал на голову капюшоны и превращал прически в хаос, не давая сделать приличное сэлфи.

Первую половину дня мы провели в Осёре и глядя на великолепную панораму его готических церквей, высящихся на берегу Йона, я понимала, что редко что может сравниться с возвышенностью этой пламенеющей готики.

Мы с Ксюхой добросовестно и неспешно обошли все соборы и монастыри, посетили даже содержащиеся в них музеи, но в памяти остались лишь наши гулкие шаги среди порой банальных, порой любопытных, но не более того экспонатов, хотя о потраченном времени мы ни разу не пожалели.

К аббатству Понтиньи подъезжали ближе к 4-м, уже торопясь, т. к. его могли закрыть. Припарковав машину на совершенно пустой стоянке, двинулись к зданию церкви, сначала по разбитому асфальту, а потом по мощеной булыжником дороге. Были ли эти камни теми самыми, что девять веков назад вбили в глинистую почву двенадцать монахов-цистерцианцев, пришедих из Ситэ под предводительством Гуго Маконского? Осталось ли что-то в этой церкви, ставшей с течением времени приходской, от той, постороенной в XII веке? Может да, а может нет. Известно лишь, что то что мы видим — это детище XIII–XV веков, когда орден был силен, а ветвь Понтиньи росла и плодоносила, разродившись в итоге 22 новыми аббатствами.

Встающий в проеме ворот лицевой фасад совершенно не выдавал секрета внутреннего космоса, о котором не расскажут ни фотографии, ни описания, ни даже собственная память.

По миру уже во всю шагал Ренессанс, а в Бургундском королевстве еще правила бал готика, с поднебесными стрельчатыми сводами, апсидами, похожими на членистоногие лапы гигантских пауков и несоизмеримыми с количеством паствы ангарами молельных зал.

Вряд ли тогда аппелировали экономическими категориями. Но чего точно не отнять у средневековых шедевров — так это невероятного стремления дотянуться до самой высокой потолочной розетки и прокричать, или пропеть, пусть псалом — тоже поэзия, или песню отчаяния, или ликования.

Нет резона спорить с тем, что готика — это «выражение мечты о нравственном совершенстве». При тотальной неграмотности, и пусть даже грамотности, но не дающей необходимого потока информации, из-за мизерного объёма книжной продукции, только архитектура соборов и монастырей с их внутренним убранством, игольчатыми окладами полиптихов, с аскетично-утонченными ликами святых и мадонн, давала возможность вырваться из серого, зловонного, кишащего насекомыми обыденного. Вырваться к высокому, к свету, более того, к свету Святому.

Жаль, что многое из внутреннего убранства религиозных объектов Франции не сохранилось. Войны: внутренние и внешние, революции, религиозные распри… Вот и Понтиньи не избежал этой участи. Осадившие его в 1569 году войска гугенотов разрушили многие монастырские постройки. Сбежавшие монахи успели лишь «эвакуировать» мощи св. Эдмунда.

В последствии часть монастыря восстановили и он действовал вплоть до ВФР. Потом новая религия повторила то, что творили гугеноты, но церкви вновь повезло. Она выжила, но потеряла в статусе. Какое-то непродолжительное время в середине XIX-го и XX-го веков в сохранившихся помещениях монастыря обитала конгрегация «Общество св. Эдмунда». А сейчас там реабилитационный центр людей с физическими недостатками.

Немного про святого. Святой Эдмунд — последний король Восточной Англии был в 870 году захвачен в плен викингами и затем расстрелян из лука за отказ поклониться их языческим богам. Какими-то неизведанными путями часть его мощей попало в аббатство Понтиньи, хотя считается, что выкравшие их у англичан в XII веке французы вывезли мощи в Тулузу. Наверное грабители по дороге или поиздержались и продажей аббатству части мощей пополнили свой бюджет, или, как это часто случается, мощи, уж извините, левые.

Но было в жизни этого места одно удивительное время, когда земли монастыря выкупил поэт и философ Поль Дежарден и устраивал там «Декады Понтиньи». На них бывали Экзюпери, Манн, Элиот, Сартр.

В воображении возникает гул не выученной речи, скучающие барышни, не понимающие смысла произнесенного, споры, обсуждения. И кажется что где-то там, на ребрах сводов, подпираемых лесом колонн, записаны их голоса.

Ксюшка сказала, что Понтиньи ей понравился больше всего. А ведь мы уже успели накануне побывать в Везле, где якобы хранятся мощи Марии Магдалены. Да и мне Понтиньи запал в душу. Напомню о том, что по хорошей бургундской привычке гуляли мы по огромному, полупустому пространству церкви в совершенном одиночестве и совершенно бесплатно, опасаясь единственно, что нас там нечаянно, не проверив, могут запереть. Вот это было бы приключение: провести ночь в населенном духами девятисотлетнем аббатстве. Чисто французский «Вий».

У городка Шабли оказались уже в ранних сумерках, ехали через знаменитые виноградники, занимающие площадь 15 на 20 километров. Как видите территория совсем не велика. А Гранд Крю так вообще километр на километр. Однако во всех суперах Бургундии бутылки с шабли стоят на полках стройными рядами.

Виноградники Шабли — это исключительно сорт шардоне, а белые глины с примесью кремния дарят местным винам тот изысканный, чуть-чуть минеральный, прохладный вкус с едва заметной дымной ноткой, гася при этом присущий шардоне фруктовый привкус. Бледно желтое с зеленоватым оттенком шабли — один из самых французских топонимов, на которых по давней исторической привычке взращен советский человек.

Считается, что лозу в эти места завезли римляне, а возможно все началось еще раньше, но то что монахи цистерцианцы приложили к этому свои знания и труд — бесспорно. (Когда искала информацию для рассказа, прочла, что вино шабли изготовляют из винограда пино-нуар!!!! Бредятина. Причем сайт называется «Моя Франция».)

К сожалению виноградники шабли — это череда трагедий, почти полностью совпавших с историей взлетов и падений соседнего Понтиньи. Дошло до того, что в 1945 году было произведено лишь 5 тысяч бутылок этого вина. К 1949 году их было уже 100 тысяч, но заморозки 57 и 61 годов вновь нанесли урон, от которого регион не оправился до сих пор.

Город Шабли повторил историю виноградников, неся уже человеческие потери. 100 человек унесла Первая мировая. И, наверное, это была своеобразная граница, последний выдох воинственного и боевого духа французов, беспрерывно воевавших несколько столетий.

Во времена расцвета, до гугенотских войн, на территории Шабли проживало 4 тысячи человек, тогда как сейчас не более двух с половиной. И он также не оправился от потерь, как и виноградная лоза.

Ну про историю с географией все. Запарковав машину у какой-то площади, не опасаясь штрафа, т. к. кроме редчайших прохожий на улицах никого не было (наверное все сидели у телевизора и попивали шабли, в том числе и полицейские),

мы оправились побродить.

Очень все аккуратно, ухоженно, но без единостилия. Чувствуется, что время и жизненные обстоятельства прошли тяжелым катком и по судьбам, и по строениям, выбивая из строя каждого третьего, или пятого, а может даже и второго.

Но в тот наш вечер город был тих и безмятежен. В небе появилась какая-то трогательная прозрачность, какая бывает на лицах детей и стариков.

Шабли — это ведь самый север Бургундии. Неслышно, не тревожа отражения течет речка Серейн

и было в Шабли такое настроение… лунное, отрешенно-прохладное, а по углам пряталась тишина.

Иногда налетал легкий, почти невесомый ветер, похожий на вздох, на сладкий зевок засыпающего ребенка.

И с первого взгляда было ясно, что Шабли живет шабли.

Практически все первые этажи зданий на главной улице — это дегустационные и винные магазины, бары, ресторанчики и жаль, что мы очутились там уже под самый вечер. Времени оставалось только на короткую прогулку.

Главный «проспект» упирается опять-таки в виноградники, а не доходя до них, по левую руку оказались открытыми ворота в небольшой, симпатичный, регулярный садик, с бледно-розовым домом и пирамидками выстриженных туй.

Тогда я знала только название — Chateau Long-Depaquit и то лишь потому, что рядом с воротами красовалась начищенная латунная табличка, которую было сложно не заметить. А сейчас почитав, выяснила, что это шато одно из «штаб-квартир» семейства Бишо, что ведут свою родословную с 1350 года. Представляете, люди 700 лет живут на том же самом месте. Невероятно!

Правда виноградарством они начали заниматься лишь в XIX веке, и нынешний владелец — Альбер Бишо 6-е поколение этих виноградарей.

Опять же поразительная особенность, мы зашли на территорию поместья совершенно свободно, нас никто не окликнул, не говоря уже про прогнал, хотя там крутились какие-то служащие. Было ощущение, что можно взять и запросто зайти в дом. При этом возведенном в абсолют бургундском малолюдстве было чувство, что местные рады любому вдруг возникшему на горизонте новому лицу. Это как бы придает осмысленность их жизнедеятельности. (Я представила, как бы взбеленились хозяева если бы мы так вломились в частные владения где-нибудь в Австрии.)

И такая, знаете, благородная простота во всем. Вазон с декабристом, замшелая скамья и столб с лишайником в тон.

Я помню, еще во времена советские, одна моя приятельница рассказывала про свою знакомую-француженку:

— Ну вот, что в ней такого особенного? И стрижка такая же, без макияжа, юбка в цветочек простенькая, майка белая, а сразу видно — иностранка.

И мало ли в России плесневелых столбой и у кого на подоконнике не цвел декабрист?

Но если бы меня высадили из вертолета, в котором я летела с завязанными глазами, то очутившись по середине неизвестного городка, где нет бросающейся в глаза и потому запоминающейся вычурности и какой-то потуги на эксклюзивность, я по любому сразу бы поняла, что нахожусь во Франции.

А мы тем временем добрели до Коллегиальной церкви Святого Мартина, чья ажурная башенка видна из разных точек города,

а вот целиком сфотографировать ее не получится никак, т. к. спрятана она среди узеньких средневековых улочек. По факту это одна из первых готических церквей Франции.

Первоначальную церковь построили в IX веке в честь святого Мартина — епископа Турского, жившего в IV веке. С его мощами приключилось приблизительно то же самое, что и с мощами св. Эдмунда. Турцы выкрали их у жителей местечка Канде, где епископ скончался во время службы.

Церковь по позднему времени была закрыта, но внутри она очень интересная — двух ярусная. Её перестроили в XII–XIII веках.

Вышли к реке. Наташа вернулась в машину, а мы с Оксаной решили немного пройтись вдоль русла Серейн и неожиданно забрели в какое-то потайное место. Уже покрытая росой трава хрустела под ногами, как снежный наст.

Ветви огромного дуба, который я никак не ожидала встретить, ну не прибрежное это растение, клонились к воде, как у заправской ивы, создавая укрытие от суеты. Хотя какая суета в Шабли? Лишь спокойствие, льющееся от родникового, зеленоватого света.

И где-то там внутри что-то взметнулось, закружилось мгновенным радужным вихрем и улеглось на место, притаилось, оставив легкий озоновый запах.

В воде блеснул особенный, драгоценный отблеск последнего прощания.

Хотя я все оборачивалась и оборачивалась даже когда мы уже сели в машину и отправились в обратный путь.

— Ну что, остановить тебе? — засмеялась Наташа.

Я согласно закивала головой.

У того из «Декад Понтиньи» Поля Дежардена есть такая строка:

Леса уже черны, а небеса светлы…

Которая невероятно перекликается с Фетовским

Есть осенью первоначальной короткая, но дивная пора…

Бургундия — это прекрасная осень Франции. То самое прошлое, которое хорошо забытое будущее. В ней всякое новое знание есть воспоминание. Прошлое живет в знании и памяти, будущее в мечтах и воображении. Не велика разница.

Там нет молодой весенней энергии, но ее жители идут на любые ухищрения, чтобы жить в ладу с самим собой. Шабли яркий тому пример.

Всю обратную дорогу за нами несся бешеный закат, вымазанный огненными красками.

— Поехали быстрее, — скомандовала сама-себе Наташа, — может застанем его еще в Осере.

Я представила как вырываются из угасающего пламени дня готические башни Осерских соборов. Но краски стали блекнуть и… ну и ладно, хотя конечно обидно.

P. S. Рассказ дописала вчера в районе шести вечера, а через пару часов начался пожар в Нотр-Дам де Пари. Проснувшись и включив сотовый, получила несколько десятков смс об этой трагедии. Нет, я не напишу: «Как после этого жить?», но и представить мир без него как-то не получается. Соболезнования всем любящим Париж и французам в первую очередь.

***

Если вы отправитесь в те края, то рекомендую совместить посещение аббататсва Понтиньи и Шабли, с городом Тоннер. Они расположены буквально в 25 минутах езды один от другого, а Осёр оставить на другой день. Нам в Тоннер пришлось ехать еще раз, т. к. город весьма любопытный, но очень не однозначный и рассказ про него еще впереди.

И еще, найдите рядом с Шабли церковь св. Петра. Она стоит среди виноградников и зрелище должно быть волшебное.

Теги: Самостоятельные путешествия